КУЗНЕЦ
- В семье я был старшим, - вспоминает Сабир Ахтямович. – А среди друзей - младше всех. В школу меня не брали, но я ходил. Учился хорошо.
И по результатам, месяца через два после начала учебного года, меня зачислили. Сколько себя помню, крутился возле отца, в кузнице. Когда же окончил седьмой класс, пошел к нему молотобойцем. Плуги, сеялки, жатки ремонтировали - техника была нехитрая. И кроме этого, много разных дел знал.
В сорок первом отец ушел на фронт. Остался я кузнецом и кормильцем. Мать и нас семь человек мал мала меньше. Полноправный хозяин в кузнице, брал я к себе в помощники раненых, вернувшихся с войны. И дело шло.
САМОЛЕТ
Самолеты в начале сороковых, тем более в небе над селом, были большой редкостью. А тут нам так повезло; кукурузник! Ниже, ниже и приземлился, сел. Деревня сбежалась: настоящий самолет!
Летчик искал кузнеца, - Бак запаять, - спрашивает, - можешь?! - Что ж, - говорю, - его не запаять! Конечно, могу. Сняли мы с ним бензобак. Я его запаял. - Хочешь, - предлагает, - прокатиться? Ушам своим не поверил. - Хочу!
Поднял он меня в небеса, и так все сверху было здорово видно! Домишки крошечные, люди – как горох! Дороги, лес - игрушечные. Дух захватывает!
Невыразимое ощущение. Покружили над колхозом «Ударный год». А в округе молва пошла: «Сабир починил самолет». Не говорили «бензобак» - «починил самолет». И очень гордились. Я тоже.
ТАНКИ НАШИ БЫСТРЫ. ЦЕЛЬ ПОРАЖЕНА
В сорок третьем, в ноябре, меня призвали. Сначала прибыли на станцию Сурок, под Суслонгером, в запасный полк. Полгода учились там стрельбе из
ПТР (противотанкового ружья). В мае сорок четвертого прибыли под Смоленск, в те места, где год назад, в сорок третьем, погиб мой отец. Говорили, что до Смоленска двенадцать километров. В леске. Помылись в бане. Пару раз постреляли для тренировки. Так для меня начинался фронт, 3-й Белорусский, операция «Багратион». Служил я в роте ПТР 2-го мотострелкового батальона 2-го Тацинского гвардейского танкового корпуса. Имя корпус получил в память о замечательном рейде в глубокий вражеский тыл под Сталинградом, когда внезапным броском близ
местечка Тацинское танки атаковали фашистский. аэродром и, по личному распоряжению Сталина, покорежили четыреста самолетов! Так что попал я в прославленное объединение. Для уверенности в себе и поддержки боевого духа это много значит. Вторым номером долгое время был у меня Иван
Луковкин. Ружье носить положено было вдвоем. Но мы поделили поровну: я — ружье, шестнадцать килограммов, он — коробку с патронами — тоже
пуд. Каждый патрон — двести пятьдесят граммов, штука тяжелая: танк чем-то надо же пробить!
Первый бой произошел под Оршей. Танки наши прорвались вперед. А немец, видимо, с фланга ударил по нам. Возле села Староселье. Едва успели мы с Иваном окопаться, чешет танк, к нам бортом. Я подпустил его метров на двести пятьдесят — ударил! Вижу; вспышка! Значит, попал, но он
движется... Ударил еще и еще! Поджег. За танком — САУ, (самоходную артиллерийскую установку), которая почти сразу показалась. Потом ударила артиллерия... Удался бой и другим ротам. За танк и самоходку меня наградили орденом Красной Звезды. Вскоре совершили марш на Минск.
МЫ С ИВАНОМ В ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ
...Снова авиация. Кружит над нашим расположением самолет-разведчик. Кружит и кружит. Не удержались мы с Иваном — подняли ствол. Дал я
по самолету два выстрела. Задымил он — тыр-тыр-тыр! — и за лесом рухнул. Комбат, когда увиделись, спрашивает:
— Стрелял?
— Стрелял, — говорю.
— Подбил?
— Подбил. Мы видели.
Зенитчики утверждают, что сбили они! Они, оказывается, тоже стреляли. Да черт с ними! — махнул рукой, - в конце концов какая разница кто! Сбили
— главное...
С одной стороны, конечно, я был согласен. А с другой — за уничтожение техники платили. Не помню, сколько за самолет. Но за танки и САУ матери, кажется, рублей по пятьсот присылали. Я только расписывался, сам не получал: солдат находился на государственном довольствии.
НЕММЕРСДОРФ
Батальон Пономарева был остановлен огнем противника: на возвышенности то ли дот, то ли дзот - не понятно. Взводный приказывает: уничтожить! Мы с Иваном - туда, используя естественные укрытия, складки местности, по-пластунски. Подползли на расстояние прицельного выстрела. Я уже навел, а Луковкин смотрит в бинокль – видит два бугорка. Будто две огневые точки, Я выстрелил. По первой и сразу же - по второй. Вспыхнули обе!..
Оказывается, стояла в окопе САУ! САУ не САУ мы не знали. Выполнили приказ. Офицеры говорили, «Фердинанд», новая установка, и подожгли мы у
нее бензобаки. А населенный пункт батальон взял. Корпус двигался в направлении Кенигсберга. Стояли однажды у леса. Вдруг грохот - треск! Мы развернулись. Что такое?! Разведка боем. Вражеское подразделение проникло вглубь нашей обороны, внезапно атаковало. Сориентировались
быстро - положили до роты немцев. Мы с Иваном подбили две самоходки.
Тем не менее, знали: если разведка боем и крупными силами, значит, готовится контрнаступление. Ждем. Рассредоточились. Заняли
бывший немецкий укрепрайон. Утро выдалось тихое, туманное. Когда же совсем рассвело, трудно было поверить: на нас двигался город!..
Танки боевым порядком при поддержке пехоты. А они в тумане - как дома. Психологическое воздействие потрясающее. «Стреляй, - кричит
Иван, - стреляй!» Ну что я буду стрелять?! Далеко. Подождал. Метров на триста подпустил - четыре выстрела! Видимо, гусеницу сорвал. Танк
не загорелся, но так его крутануло, что он развернулся градусов на девяносто: шел на скорости! Подставил нам свой бак. И мы его подожгли. Второй подбили. Все это происходило на левом фланге. Про правый забыли. Выпал у нас он из поля зрения. Вдруг справа метрах в пяти стена поднимается - вой, треск, землетрясение!.. Мы не растерялись. Главное - не теряться. Окопы у немцев были устроены по всем правилам фортификации, уступом вправо, уступом влево. Мы рванули сначала вбок, а потом вперед - и оказались сзади давившего нас танка - в упор я его разнес. Для нас это было высшей точкой напряжения. Смерть миновала. Когда вздохнул, смотрю, у меня вся шинель иссечена осколками и пулями, а ран - ни одной! Ничего не
слыхал и не чувствовал. Потом еще две самоходки подбили, пару грузовиков сожгли. Но это уже все было не то .. После боя комбат Пономарев крикнул мимоходом: Молодцы, ребята! Я вас к награде представил!»
Январь. Новое наступление. Остановил нас немец под Аулзвенином
кинжальным огнем. На рубеже у него, видим, замаскированы две «пантеры», тяжелые танки. Наше ружье их броню не берет. А неподалеку от них - дом. Комвзвода лейтенант Неклюдов нам говорит1 «Попробуйте сверху, ребята!» Тогда уж Иван погиб, и был у меня другой второй номер... Место открытое. Плотность огня страшная. Поползли. В землю готовы врасти, а двигаться надо. Впереди дорога. И уж с обочины поливают нас, кажется, из всех видов стрелкового оружия. Дзинь! Дзинь! Думаю; «Что за звонок?!» Выбрался когда, осмотрел себя: котелок за спиной в дырках. Второго номера ранило - он замер. Пополз я один. Ну, вот и дом! Но, прежде чем на чердак подняться, нужно через первый этаж пройти. Кто там?! Вхожу осторожно в дверь, озираюсь. Жду немца. Вперед... Немец! Прямо передо мной! Я по нему как грохнул - и ливнем стекло, - огромное зеркало,
во всю стену, и я по своему отражению шарахнул! Плюнул, выдохнул, залез на чердак. Оттуда танки как на ладони. Ружье навел - и по люку в башню сверху. Загорелся сразу же! Второй было взять трудней, стоял он не так удобно. И надо было спешить: я себя обнаружил. Тогда я схитрил - сделал два выстрела по стволу «пантеры». Танк почти одновременно со мной выстрелил – и пушку его же снарядом разорвало! Замысел мой
удался: от удара пули структура металла нарушилась, может быть, ствол пробило... А по мне уже била артиллерия. Снаряд угодил по первому
этажу и так подо мной все «почистил», что чердак остался висеть на честном слове. Держась одной рукой за арматуру, в другой - ружье, кое-как,
думаю, благодаря искубашской кузнице – сила была - я спустился... Когда вернулся, своих уж на месте не было. Произошла подвижка - наши
позиции занимали другие. Отыскал. Комбриг Антипин давай меня обнимать. Кричит: «Вычеркните Ахтямова! Он живой!» Меня уж в погибшие
записали: они видели, как дом разворотило. Налил мне комбриг рома. Выпил я, закусил. Пошел в роту… Мина! Жах! - рванула - осколочное ранение в ногу!.. Санчасть. За «пантер» представили к ордену Красного Знамени и вскоре наградили. Представили бы тебя, говорят, на Героя, да не ождешься! Пока документы пройдут в Москву... Туда-сюда, проверки... А орденом командующий армией мог наградить.
24 марта 1945 года в газете опубликовали, что мне присвоили звание Героя Советского Союза и наградили орденом Ленина с медалью «Золотая
Звезда». Узнал я об этом на банкете, который устроил командир в день рождения корпуса. Он меня и поздравил. Это за тот бой, когда мы с Иваном
Луковкиным на танк чуть не в рукопашную пошли.
Комбат тогда сказал, что к награде представил, а к какой, - умолчал.
ПАРАД ПОБЕДЫ
Направили, было, нас на Восточный фронт воевать с японцами. Да что-то переиграли, оставили... Назначили меня участвовать в Параде Победы на Красной Площади. Готовились мы, тренировались. А перед самым парадом один из отцов-командиров на меня показывает: «А этого куда»?! Ростом, мол, не вышел. Был приказ: ниже 170 не брать. Я - 165. Говорю: «Как танки жечь, так нормальный, а как на парад, так мал?!» Генерал услыхал, подошел: ««Расстегни шинель!» Я расстегнул - грудь в орденах! «Вы что, - говорит, - такого парня»!.. И шел я по Красной Площади 9 мая самый счастливый на свете!
Вот, что писал об этом участник Парада Победы корреспондент газеты «Красная Звезда» В. Попов: «Сводный полк 3-го Белорусского фронта, в составе которого мне довелось участвовать в Параде, формировался в Кёнигсберге. Первое построение. Расстановка по ранжиру. Утро было хмурым, прохладным. Мы были в шинелях. Сначала все шло гладко, а потом
случилась заминка. Невысокого роста младший сержант, что называется, не вписывался в общую картину. Не годен! – окинув его взглядом, произнес офицер. – Следующий. Как не годен? – спросил фронтовик. – Как воевать – годен, а на парад – не годен. На шум голосов подошел командир сводного полка генерал П.Кошевой. Это кто здесь такой горячий? – дружелюбно
спросил он. Младший сержант Ахтямов, - смутился боец, увидев генерала.
Фамилия показалась генералу знакомой. Он что-то вспоминал, потом
сказал: Снимите-ка шинель. Тот снял. И все увидели на гимнастерке воина Золотую Звезду Героя Советского Союза. Это был тот самый Сабир Ахтямов, который за два дня боев у Неммерсдорфа подбил из противотанкового ружья три вражеских танка, три штурмовых орудия и два бронетранспортера.
Такого орла да не взять! – произнес генерал. – Зачислить в полк!»
По окончании Великой Отечественной войны Герой Советского Союза ефрейтор Сабир Ахтямов сначала остался на сверхсрочную службу. Потом закончил годичные курсы офицеров-политработников, получил офицерское звание. Служил в спецвойсках в Арзамасе-16. Не без труда перевез в «закрытый» город мать с семьей, влачивших в деревне жалкое существование. Закончил, будучи замполитом роты, школу рабочей молодежи, затем - Военный институт КГБ при Совете Министров РСФСР. Вернулся начальником штаба части. В последствии, по приказу командования, сформировал новую воинскую часть и командовал ей. Работал под руководством академиков Сахарова, Харитона, Зельдовича: охранял их «хозяйство». Вышел в отставку в звании полковника внутренней службы в 1972 году. «Вот как время над нами шутит, - похлопывает себя по лысине аксакал, озорно улыбается, - когда забирали в армию, кудри состригли, а
они не рассыпались, так на табуретку шапкой и поставили. Девочки парикмахерши плакали...» Давно уж Сабир Ахтямович живет в Казани, в
хрущевке на улице Космонавтов. Рядом – жена Рабига, его одноклассница. По-прежнему энергичный, крепкий, с просветленным лицом.
