Многие не верили, что она и ее семья выживут в голодные и холодные годы войны, но рядом был «ангел-хранитель».
О себе Лидия Ивановна начала рассказ с того, как она и ее семья выживали в тяжелых условиях. Жили они очень бедно, если 4 класса Лида Ерундова (родная фамилия) кое-как окончила, то в Новошешминск в пятый класс ходила недолго – в ее учебу вмешалась сырая осень.
«Однажды мои лапти на полпути расползлись, и я босиком вернулась назад. На этом кончилось мое учение», - сказала юбилярша.
Дома долго не сидела, голод погнал на работу: трудодень тогда оценивался карточкой на 200 граммовый кусок хлеба. Одиннадцатилетнюю девочку маленького росточка пристроили выпаивать маленьких телят.
«А летом полола хлебные поля от овсюга. Как-то мы – «пацанки» - обессилевшие сели в тенек у посадки не в силах шевелиться, а бригадир подъехал и стал ругаться: «Сегодня вы карточки не заработали». На наше счастье подоспел сюда и директор совхоза, который велел раздать карточки. А еще и договорился с продавцом в магазине, чтобы не закрывала его, пока мы не отоваримся. Спасал он нас не единожды: как-то набрали мы в поле свеклы и домой несем, а он нам навстречу. Испугались мы – ругать будет. А он: «Как же вы ее варить то будете, дров-то нет?» – «Сырой съедим». У него в глазах слезы: «Гитлер что же он делает с нашими детьми». В другой раз он заметил, как мы понемножку таскаем домой с фермы молоко, но не ругал, а предложил нам подкармливать коров свеклой, чтобы они молока давали больше. А еще, когда я в 12 лет работала дояркой, разрешил понемногу в кармане носить домой овсяной фураж. И даже научил как варить из него кисель. А дома меня ждали еще три голодных рта – три сестренки, папа наш был на войне, а маму мы видели редко: взрослых отправляли на заготовку леса, на дальние участки лугов и полей, где они работали от зари до зари.
Вот такой он был - ангел-хранитель Воробьев Кузьма Антипович. Рискуя всем (это военное время) спасал деревенских детей от холода и голода.
Рассказала Лидия Ивановна как впервые увидела самолет. «Да что там – увидела! Побывала в нем! И даже чуть не прокатилась! – восторженно, словно это было сегодня, говорила она. – И это благодаря Антипычу. Его сын – военный летчик перед отправкой на фронт навестил отца. Мы все сбежались посмотреть на чудо-птицу. Борис – так его звали – под стать отцу по доброте к детям. Он позволил нам все облазить и прощупать, даже прокатить хотел, но никто из наших не решился. Борис попросил нас прийти на другое утро, чтобы проводить его на фронт. Самолет сделал круг над селом, а махали летчику платочками. Вскоре директору прислали извещение о его гибели и газету, в которой был описан последний бой летчика Бориса Воробьева. Один против пяти немецких самолетов: шансов выжить не было. Мы плакали вместе с Антипычем, ему было очень тяжело. Уже много позже мы узнали, что он воспитывал сына один».
Жизнь продолжалась и были в ней смешные и курьезные моменты.
«Многие, в том числе и наш директор не думали, что наша семья переживет эти голодные и холодные годы войны. Так жили все и помочь-то было некому. Антипыч так и сказал маме: «Настенка, вы так дальше не проживете! И сама сгинешь и дети без тебя пропадут». И определил ее уборщицей в конторе, чтобы с детьми была рядом, а не ездила на лесозаготовки в обветшалой фуфайке, без теплых штанов и в рваных лаптях. Я же маме стала помогать мыть и отапливать большое здание конторы, а еще он мне дал задание звонить в колокольчик, извещая о начале рабочего дня утром, о перерыве на обед – в обед, и вечером - об окончании рабочего дня. Часов ни у кого не было, а директор любил во всем порядок. Первые дни рабочие мастерской и кузницы проголодаться не успевали, а я уже созывала их на обед. То ли мне не терпелось позвонить в колокол, то ли покушать самой хотелось побыстрее, сама не знаю. Но терпеливый и добрый наш Кузьма Антипыч сослался на мое неумение понимать время на часах, и тогда он на циферблате часов окрасил число 12 красным карандашом.
«Отец вернулся с войны живым, но долго болел, и его в семье выходили овсяным киселем. Выжили все, и даже стали долгожителями: папа прожил 90 лет, мама – 95! Вот и мне уже 90. И все есть и еда, и одежда, а не спится, и не естся и одежду носить некуда.
А было время, когда я поменяла две имевшиеся у нас подушки на плюшевое полупальто. Муж пришел с работы, я ему показываю обновку, а он спрашивает: На чем спать-то будем? - На фуфайках – говорю. Посмеялся: ладно, форси пока молодая. Добрый был муж, двоих дочек с ним родили, но рано погиб в аварии. Олю и Галю растила одна. А шубенка та и сейчас у меня есть, я ее одевала только по праздникам». Лидия Ивановна достала свое старенькое полупальто, погладила его рукой, вспоминая молодость, взгрустнула. Но тут же спохватилась, и примерила его на себе: «Вот, в самый раз! – весело сказала она, - похолодает носить буду!».
